Исследователи свели данные о потерях ВСУ и России за год, и вышло, что Украина теряет в разы меньше техники. Почему?

В воскресенье, 26 февраля, нидерландский проект Oryx опубликовал инфографику, отображающую потери различной военной техники российских войск и ВСУ за год войны. Почти по всем типам техники, обозначенным на графике, Москва понесла бóльшие потери, причем по многим — в разы (например, по танкам и БМП примерно в 4 раза). Мы проанализировали цифры по каждому типу боевых машин и попробовали разобраться, почему российские потери многократно превосходят украинские.

Как и что считает Oryx

Проект Oryx занимается сбором и аналитикой информации из открытых источников о ходе боевых действий в различных конфликтах. С начала полномасштабного российского вторжения в Украину нидерландцы систематизируют и публикуют информацию о потерях военной техники обеих сторон, собранную из открытых источников. В статистике Oryx учитываются визуально подтвержденные потери (это не обязательно уничтоженная техника — трофеи тоже учитываются) — то есть те, которые попали на фотографии или видео. Очевидно, что далеко не всю потерянную боевую технику удается запечатлеть подобным образом, да и не все отснятое становится достоянием общественности. Поэтому данные Oryx можно считать минимальной оценкой — скорее всего, реальные цифры больше.

На воскресной инфографике Oryx военная техника сгруппирована в 13 категорий.

Соотношение потерь разных типов техники

По состоянию на 27 февраля Oryx дает следующую информацию об украинских и российских потерях:

• танки: 470 к 1779 (то есть на один потерянный ВСУ танк россияне теряют 3,8 своих);
• боевые бронированные машины за исключением танков, БТР, БМП и бронеавтомобилей: 265 к 794 (то есть 1 украинская к 3 российским);
• БМП: 493 к 2130 (1 украинская к 4,3 российских);
• БТР: 227 к 298 (1 украинская к 1,2 российской);

• бронеавтомобили/ легкие бронетранспортеры: 288 к 181 (то есть на одну российскую потерю приходится 1,6 украинских). Это единственный класс военной техники, где украинские потери превосходят российские. Природа этой аномалии, вероятно, в том, что украинские пехотные подразделения более насыщены такими машинами и активнее используют их в боевых действиях, чем российские. У россиян же, которые активнее используют более тяжелую бронетехнику, таких машин на фронте относительно мало;
• командно-штабные машины и передвижные радиостанции: 9 к 233 (на 1 украинскую приходится 25,9 уничтоженных российских машин такого класса);
• военно-инженерные машины: 46 к 284 (на 1 потерянную украинскую — 6,2 российских);
• буксируемая артиллерия: 104 к 176 (1 украинское орудие к 1,7 российскому);
• самоходные артиллерийские установки: 117 к 349 (1 украинская к 3 российским);
• реактивные системы залпового огня: 40 к 178 (1 украинская к 4,5 российским);
• системы ПВО: 96 к 135 (1 украинская к 1,4 российской);
• военные самолеты: 59 к 74 (1 украинский к 1,3 российских);
• вертолеты: 30 к 78 (1 украинский к 2,6 российских).

В инфографику Oryx вошли не все типы техники, данные о которых собирает проект. Среди тех, которые не попали, есть такие:

• беспилотные летательные аппараты: 85 к 194 (1 украинский к 2,3 российским);
• грузовые армейские автомобили и внедорожники: 518 к 2309 (1 украинский к 4,5 российским);
• MRAP (Mine-Resistant Ambush Protected), выделяемый на Западе класс колесных бронемашин, устойчивых к подрыву мин и атакам из засад: 42 к 44.

О чем говорят данные о потерях военной техники, собранные Oryx

Пытаясь понять, чем вызвана такая разница в потерях, хочется найти легкий ответ на этот вопрос. Можно, например, сказать, что россияне теряют много техники из-за того, что наступают. Если эта гипотеза и может быть верной, то только отчасти.

Во-первых, характер войны за год очень сильно изменился. Если в феврале-марте 2022 года украинская армия действительно преимущественно оборонялась, с начала апреля ВСУ перешли в контрнаступление под Киевом, Черниговом и Сумами, а позднее успешно наступали в Харьковской, Николаевской и Херсонской областях. Если даже допустить, что наступающая армия по умолчанию несет бóльшие потери, чем обороняющаяся, то за время украинских контрнаступлений соотношение уничтоженных, поврежденных и захваченных с обеих сторон танков, БМП и других машин могло более-менее выровняться.

Во-вторых, интуитивное предположение, согласно которому наступающая сторона априори должна нести более тяжелые потери, чем обороняющаяся, далеко не всегда соответствует реальности. Если при подготовке наступления командование атакующей армии верно оценило свои силы и силы противника, грамотно спланировало операцию и смогло воспользоваться эффектом внезапности, наступающие могут нести потери, сопоставимые с потерями обороняющихся — и даже меньше их. Причем для этого атакующие не обязательно должны иметь подавляющее превосходство в численности и техническом оснащении своих армий. Существуют многочисленные примеры успешных наступательных операций, в которых обороняющиеся несли куда большие потери.

Среди самых ярких примеров можно назвать летнюю кампанию вермахта 1941 года против СССР (с июня по сентябрь наступающие немцы потеряли около 0,56 млн, а обороняющаяся Красная армия около 2,74 млн человек убитыми, ранеными, попавшими в плен и пропавшими без вести). Еще один пример — Маньчжурская наступательная операция Красной армии против Японии в северо-восточном Китае (наступающие советские войска потеряли 36 тысяч человек, а обороняющиеся японские — свыше 700 тысяч).

Наступающая сторона действительно может нести бóльшие потери, но в том случае, если наступление плохо подготовлено, обороняющийся противник оказался сильнее, чем подсказала разведка, а его боевой дух был выше, чем у атакующих. Именно недооценка противника — одна из главных причин провала наступления, чреватая огромными потерями.

Данные Oryx о соотношении украинских и российских потерь военной техники за год войны — еще одно свидетельство того, что Россия получила в Украине совсем не ту войну, на которую рассчитывала. Ответственными за это являются крайне плохо сработавшие российские спецслужбы и (парадоксальным образом) эффективная российская пропаганда. Первые снабдили военно-политическое руководство страны откровенно недостоверной информацией об Украине и готовности мирового сообщества ей помогать. А вторая так убедительно доносила до масс тезис о нежизнеспособности украинского государства, что, похоже, в это поверили и сами заказчики.